Л. 3: "Большая комната в полуподвальном этаже, куда нас привели, называлась "собачником". Отсюда шло распределение по камерам".
Л. 4: "В нашей камере был паркетный пол. Каждый день нам давали щетку, чтобы натирать его до блеска, хотя блеск этот был никому не нужен и не виден. Камера была тесно заставлена железными койками казенного образца. Оставался только узкий проход у самой стены, где не разошлись бы и двое.
(Л. 5) День и ночь под потолком горела многосвечная лампа, так как единственное окно во двор было наглухо закрыто железным колпаком, открытым только сверху.
- Чтобы удобнее было возносить молитвы господу богу, - острили мы по поводу этого изобретения.
Дьявольская таинственность нас окружала. Днем и ночью в тюрьме стояла полная тишина. Разговаривать разрешалось только вполголоса. Каждую минуту бесшумно поднималось веко "глазка" и мы чувствовали на себе долгий проверяющий взгляд. <...>
После ужина начинались вызовы.
Щелкал в камере замок и в камеру входил коридорный.
- На "ке"? - шепотом спрашивал он, заглядывая в бумажку.
- Котляровский.
- К следователю!
Вызванные входили в коридор. Там уже ожидали "попки", - сопровождающие из следственного корпуса".
Л. 6: "Останавливались у высоких железных ворот, - за ними был следственный корпус. На лестничной площадке дежурный записывал фамилию заключенного в книгу, отмечал время и...
Мы попадали в другой мир. Здесь было много света, в коридорах цвели малиновые дорожки ковров, сильно пахло одеколоном, сновали туда-сюда щеголеватые лейтенантики. <...>
Мы поражались языку наших следователей. Они в совершенстве владели жаргоном уличной шпаны, - точно проходили специальные курсы. Густая, отборная матерщина висела в воздухе следовательских кабинетов".

Л.8: "В нашей камере из рук в руки переходил однотомник Пушкина - я выписал его из тюремной библиотеки. Наше сверхбдительное начальство, видимо, не предполагало, что под невинным заглавием "Капитанской дочки" в наши руки попадает совершенно крамольный материал. Недаром на этой странице было столько следов прилежного изучения, - подчеркнутых ногтем слов и фраз и еле приметных знаков восклицания".

[Практика "конвейера" - К.Г.]
Л. 11: " "Конвейером" называли здесь круглосуточные допросы без сна и отдыха. Менялись следователи, а допрашиваемый стоял за загородкой, пока держали ноги".

Л.15: "...Нам не давали бумаги. Даже у папирос, которые мы покупали в тюремном ларьке, обрывали мундштуки. Отбирали обертки конфет. <...>"
Л. 14: "По тюремному уставу, висевшему на стене, прокурор должен был регулярно посещать нашу камеру. Мы его не видели. Не раз пробовали вызвать его через тюремное начальство - он не приходил".

Л.22: "Панфилова перевели к нам из Бутырской тюремной больницы. Время от времен на него нападали приступы тяжелого кашля, сотрясавшие все его тощее тело. <...>
Я спросил, как он попал в больницу.
(Л. 23) - Не знал простого правила, - сказал он, - когда тебя бьют тяжелым пресс-папье меж лопаток, - при каждом ударе надо делать резкий выдох. А я делал наоборот. Слишком поздно получил добрый совет".

Л. 25: "Следователи часто пугали нас:
- Отправлю в Лефортово - там заговоришь".

Л. 30: "Красный цвет не любили в тюрьме, за красный цвет преследовали. Все вещи красного цвета отбирали при обыске. Даже спарывали метки на белье, если они были сделаны красными нитками.
Мы долго недоумевали, чем вызвана эта неприязнь начальства к красному цвету. Объяснение пришло неожиданно. В форточку залетела муха. (Л. 31) <...> ...это была особенная гостья - за ней тянулась красная шелковинка. Кто-то посылал нам привет!
<...> К задней лапке ее кто-то умудрился подвязать тонкую нить.
В тусклых буднях нашей камеры это было целым событием. <...> Кто-то из товарищей подбадривал нас из другой камеры: - держитесь, не сдавайтесь!..
<...> Говорили, что одно время в тюремном дворе немало летало таких мух с красными вымпелами".

Л. 31: "Накануне революционных праздников тюремная администрация устраивала строгие обыски в камерах.
Мы тоже готовились отмечать Октябрьскую годовщину. <...> (Л. 32) Хоть нас и обыскали перед праздником, красный цвет нам удалось сохранить. При очередной выписке из ларька кто-то получил горбушку сыра с красной корочкой. Обыскивавшие не додумались, что обыкновенный этот сыр может быть употреблен в политических целях.
Острым ногтем Сумбат сумел вырезать из красной корочки несколько звездочек и посадил их на деревянные шпильки из расщепленных спичек.
<...> Прикрепив к груди звездочки, мы сели за стол и поздравили друг друга с великой годовщиной. <...>
(Л. 33) ...И Сумбат запел Интернационал. Он пел "про себя", не открывая рта. <...> Один за другим к нему пристали и мы".

[В качестве наказания за этот акт два заключенных были лишены выписки из ларька на месяц. - К.Г.]